Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

21.10.2015

Беседа с хирургом онкологического отделения Татьяной Хоробрых

Московский государственный медицинский университет имени И.М. Сеченова. Рабочий кабинет хирурга-онколога высшей категории, профессора и доктора медицинских наук Татьяны Витальевны Хоробрых, автора двух патентов, 120 научных работ, соавтора двух монографий… Пока ждал доктора, была возможность немного изучить обстановку. Рентгеновские снимки, дипломы. В шкафу рядом с «Атласом анатомии человека» икона святого Иоанна Крестителя и святителя Алексия, митрополита Московского. Здесь же книга святителя Луки «Я полюбил страдание». На стене, рядом со столом, большое Распятие. На рабочем столе профессора – Евангелие и Псалтырь. Сразу видно, что это кабинет человека верующего.

Начинаем разговор, но беседа всё время прерывается: у Татьяны Витальевны постоянно звонит телефон, в кабинет заходят врачи, пациенты. Слышу немного знакомые слова: аппендицит, абсцесс, гнойная операция… Татьяна Витальевна смотрит одно из заключений. «Нам нужен нормальный ультразвук с утра, – говорит она. – Больная полная?» «Нет», – отвечает коллега-врач. – «Это плохо». Обычный рабочий день врача. И темы, о которых мы говорим, обычные для него: о людях и болезни, о смерти и страхах, с ней связанных… А еще о вреде энергетиков, пользе поста, правильном питании и многом другом.

«Мы стараемся, чтобы больной максимально дольше жил по-человечески»

– Врач и пациент, как правило, впервые знакомятся на приеме, когда болезнь дает о себе знать. Все люди разные. Как они реагируют на диагноз, тем более такой, как рак?

– Есть классические стадии. Сначала полное отрицание болезни – особенно к этому склонны молодые социально адаптированные люди. Потом ужас. Человек, с одной стороны, начинает моментально готовиться к смерти, пытается судорожно устроить свои дела. А с другой – хватается за любую соломинку, которая, как ему кажется, поможет выкарабкаться. Причем иногда он думает, что за деньги ему помогут получить максимально эффективную помощь в одну минуту.

– А врач обязан сообщить больному, что у него рак?

– Прежде психику больного щадили. Никто и никогда больному про рак в лоб не говорил. Врачи прекрасно понимали, что человек, узнав, может и в окно выйти. Сейчас мы должны действовать по западной схеме и сообщать больному, что с ним, – к этому нас обязывает законодательство. Но всё равно мы стараемся от больного диагноз по возможности скрыть, в основном сообщаем родственникам. Когда говоришь человеку, что у него рак, получается, что ты перекладываешь груз ответственности за него, больного, которого ты берешься оперировать перед Богом, на него самого.

– А вспоминают люди, узнав про рак, о Боге?

– Вспоминают, что когда-то были крещены. Все же понимают, что мы можем просить только в одном месте.

Заходит еще один человек. Высокий, худой. Разговор прерывается. Татьяна Витальевна достаточно долго беседует с ним об особом прогностическом значении рентгенологического исследования. Что это такое – для меня тайна. Когда мужчина уходит из кабинета, Татьяна Витальевна поясняет:

– Человек живет, работает. Он уже понимает свой диагноз и не боится. Прекрасно осведомлен о том, что происходит. И знает, что мы боремся за каждый день его жизни – причем нормальной жизни. Ведь можно вполне обоснованно назначить такую химию, что он будет помирать от нее в жесточайших муках, а это никому не надо.

– У него рак желудка?

– Да. Неоперабельный.

– То есть он, несмотря на лечение, всё равно умрет?

– Да. Но мы все когда-нибудь умрем.

– Конечно. Но этот человек знает, что умрет в обозримом будущем.

– Ничего он не знает. В обозримом будущем он определенные вещи принял, но мы же не сказали ему с совершенной точностью, что он умрет, допустим, завтра или через неделю. Так не делается. А самое главное – у него есть надежда, что мы ему в состоянии помочь. А душа ведь бессмертна.

Я видела, как умирали опытнейшие хирурги, и никто из них никогда не верил до последнего, что он умрет. Когда человек говорит, что умереть хочет, то это значит, что он просто устал мучиться. Если он не мучается, если ему не больно, то он ходит и, например, командует посадкой петрушки на огороде.

Мы боремся за то, чтобы больной максимально дольше жил по-человечески.

– Некоторые врачи советуют подопечным полюбить свою болезнь, подружиться с ней. Как же правильно относиться к болезни?

– Не знаю, какой смысл любить ее. Это что-то нехорошее. Да, святые отцы говорили, что болезнь нужно принимать как посланное от Бога испытание. Преподобный Паисий Святогорец воспринимал ее как благодать. Но, с другой стороны, Господь ведь исцелял. Он не оставлял человека. Мы поставлены лечить людей, и поставлены от Господа – Лекаря.

Другое дело, что болезнь всегда заставляет человека вспомнить, что он крещен. Примеров тому множество. А мы и молитвы раздаем, литература соответствующая у нас есть. Принесешь кипу книжек и брошюр – за месяц они потихоньку расходятся. Люди открывают для себя то, что в другой ситуации бы никогда не открыли.

Любить болезнь? Мы жизнь любим. Только жизнь должна быть нормальной с христианской точки зрения

Любить болезнь? Мы жизнь любим. Только жизнь должна быть нормальной с христианской точки зрения, она должна быть полноценной.

А болезнь со смирением, конечно, надо принимать.

«Люди крестились прямо на каталках перед операционной»

– У вас в кабинете много вещей, по которым видно, что вы религиозный человек. Не так часто можно встретить верующего врача вашего уровня.

– Это неправда. Много верующих. Большинство пациентов старшего поколения все-таки были крещены Просто они невоцерковленные люди. Помните, как у Гарина-Михайловского сказано об этом: животный атеизм, как у кошки или собаки. Этим людям обычно достаточно совета, многие с удовольствием идут в больничный храм перед операцией, иногда впервые в жизни.

– Воцерковляться начинают, когда горе какое-то обрушивается?

– Да, нужно, чтобы пнули очень сильно, чтобы горе какое-то пришло. Тогда человек плюет на всеобщее мнение и идет в Церковь. А до этого сопливая интеллигентская гордыня диктовала неприятие обрядов.

На самом деле среди крупных хирургов очень мало отпетых циников, потому что чужую жизнь невозможно нести на своих плечах. Это непосильно для человека. Поэтому-то люди часто уходят из большой хирургии – уходят из той ситуации, когда они должны на себя лично брать ответственность за человеческую жизнь. Идут заниматься всякой мелочью.

– Мне рассказывали, что вы пациентов иногда мажете церковным маслом. Вы как-то объясняете неверующим людям смысл этого?

Я каждое утро всех оперированных и всех перед операцией помазываю освященным маслом

– Все всё понимают. И я не иногда, а каждое утро всех оперированных и перед операцией помазываю маслом.

– Всех? И даже мусульман и иудеев?

– Всех! Больные просят обязательно помазать. И если перед операцией, то потом оказывается, что в то время, когда их оперировали, они в интересных местах бывали. Так и говорят: «Я был у Гроба Господня», например. Были пациенты, которые клялись, что видели Божию Матерь.

– А как настроить пациента, который испытывает страх перед операцией? Ведь это большой стресс для некоторых.

– Для всех! Не может человек не бояться! Это нормально. А как настроить? Надо молиться.

– Но не все, вероятно, могут молиться?

– Все могут. Хорошо получается.

А воцерковленному человеку нужно взять благословение на операцию, причаститься, собороваться. Мы часто батюшку сюда зовем. На моей памяти трех больных крестили буквально уже на каталке. Народ, когда оказывается на грани жизни и смерти, к Богу поворачивается. И очень многим людям в этот момент многое открывается. Потом кто-то забывает, а многие в храм идут. Честно идут.

– К слову о храме. В вашем институте действует храм. Насколько важен он для больных и врачей?

– Очень важен! Сначала ведь был возрожден храм святого Димитрия Прилуцкого: он был меньше, его проще было привести в порядок. Потом уже главный храм нашего Клинического городка – церковь архистратига Михаила. Надо признаться, что когда батюшки в воскресенье там бывают, они чувствуют, что это место намоленное. Потому и народ сюда идет.

Медицина в вечном стрессе

– Вы специалист по заболеваниям органов желудочно-кишечного тракта. Известно, что все болезни от нервов. А как влияет стресс и депрессия на работу желудка?

– Образуются язвы. Это самый типичный вариант язвенной болезни. Профессор Владимир Михайлович Лобанков, сейчас преподающий в Псковском медицинском институте, в своей докторской диссертации, над которой он работал в Белоруссии, утверждает, что Чернобыльская АЭС для Белоруссии в плане всплеска прободных язв была ничто по сравнению с 1990 годами – тогда был всплеск, связанный с тем кошмаром, который творился на всем постсоюзном пространстве.

– Как врач и православный человек, посоветуйте, как не допускать стрессов и как их преодолевать.

– Если давать чисто профессиональный совет, то делать, как вся Америка делает: пить успокоительное. А у человека православного есть замечательное лекарство. Мы все хорошо его знаем, не стоит изобретать что-то новое.

– А как преодолеть страх тем людям, которые врачей боятся и не ходят в поликлиники до последнего, пока совсем невмоготу станет?

Люди не врачей боятся – они боятся узнать, что больны, и государственное здравоохранение им не поможет

– Эти люди не врачей боятся. А в поликлиники не ходят из-за очередей.

– Сейчас ведь официально сообщают, что очередей в поликлиниках нет.

– Нет в платных клиниках. Таких клиник сейчас много. В них нет очереди и улыбающиеся доктора. А люди думают, что если они заплатят много денег и на двери висит много красивых табличек, то эти деньги защитят их от непрофессионализма. Но непрофессионализм связан не с низкой профессиональной квалификацией врача этих структур, а с тем, что в них, как правило, оказывается только амбулаторная помощь. Я тоже могу работать и в ЦРБ, и в такой платной клинике, рецепты выписывать, отправлять больного к коллеге, чтобы там с него еще за что-то деньги содрали. Но я профессор факультетской хирургии, человек, который занимается обширными операциями на органах брюшной полости, – и я буду в этом плане совершенно не востребована. Потому что, чтобы я работала, мне нужна реанимация, мощная диагностическая служба, то есть колоссальное количество всего. В платной клинике это нерентабельно. А районные поликлиники сейчас разрушают. Это только со стороны кажется, что реформа нашего здравоохранения, оптимизация здравоохранения его укрепляет. Идет развал. Сколько тысяч врачей по России «оптимизировали»! По-моему, в войну такого не было.

И еще о страхе. Сейчас люди не столько боятся, сколько просто понимают, что им никто никаких социальных гарантий по сути не предоставит. Государство перестало о своем населении реально заботиться.

А врачи… Они подчас поставлены в такие жесткие рамки… Вот мне говорят, что я не могу обследовать больного здесь, в институте, – это дорого для государства, если он тут долго лежит до операции. Хорошо, я могу обследовать как угодно и где угодно, но я не могу оперировать «с колес».

Другая проблема: доктор московской поликлиники, если он ко мне отправит больного на консультацию, может лишиться работы. Потому что уйдут деньги из поликлиники. Не думают о больных, думают только о деньгах. И вот, чтобы поликлиника получала деньги, она будет до последнего держать больного у себя.

На самом деле отечественную медицину дотла, до основания добивают. Но это политика, это не касается медицины. Это один из элементов геноцида собственного народа.

– Хотелось бы уточнить: если москвич заболеет, он к вам не попадет?

– Если он придет своими ногами, то, пожалуйста, ради Бога. Но поликлиника его к нам ни с одним заболеванием не отправит.

Это передел финансовых потоков, это совершенно страшная система.

Той системы, которая была в советское время, когда, если больному не могли помочь на месте, его отправляли в федеральный центр, сейчас нет. Люди привязаны к полису, полис, то есть деньги, – сейчас главное. И это ужасно.

Мы постоянно пытаемся переложить здравоохранение на плечи людей. А как тяжелобольному из своего кармана платить! А ведь большая хирургия, вообще медицина тяжелых болезней, на сегодняшний день ни в одной стране мира не доступна большинству населения, кроме самой рафинированной, самой богатой верхушки. Поэтому онкология, даже в Америке, – это государственная программа. Диабет – это государственная программа. Все тяжелые болезни – это государственные программы. Должны быть.

Пока мы, врачи, не предаем свою профессию, Господь нас хранит

А у нас… Только и слышишь о трудностях финансирования и необходимости зарабатывать деньги. Но мы работаем. И я твердо знаю, что пока мы не предаем свою профессию, нас Господь хранит. Либо вовремя прибирает, увы!

Поститесь постом… здоровым!

– Скоро начнется Рождественский пост, потому хотелось бы спросить вас как профессионала: как влияет на работу организма пост? Существует мнение, что пост приводит к дефициту каких-то необходимых нам веществ. – Действительно, возможен жесточайший белковый дефицит у тех, кто постоянно строго ограничивает себя в пище животного происхождения. Мы лечили многих монашествующих и сталкивались с этим. Но ведь человек жив не только пищей физической. Пища духовная гораздо важнее. Есть Причастие, есть молитва. И мы знаем, какие чудеса возможны. Святые действительно на одном сухаре жили. Но! Это святые. А мы? У нас одна гордыня. Как мы подходим к посту? Я мясо не ем, я животного белка не ем, хоть застрелите меня. Но при этом я буду постные пряники есть мешками и картошку тазами, так что будет во мне 120 кг жира. Это разве прибавит здоровья? Ведь сразу появятся диабет, гипертония, колени отвалятся…

– В прямом смысле колени отвалятся?

– Нет, конечно, но будут тяжелые дистрофические изменения тазобедренных и коленных суставов. Обычное дело при избыточном весе. Народ формально пост соблюдает, так что скажу, простите: уж лучше бы всё ели. А то ублажают свой организм сладостями, канонически не оговоренными.

Пост в чем-то другом должен заключаться.

А если кому-то нужны какие-то послабления, то воцерковленным человеком все проблемы спокойно решаются у духовника.

Отдай фастфуд врагу!

– Мы сегодня все куда-то зачем-то спешим. Все делаем на бегу. И едим уже тоже. Для многих фастфуд – чуть ли не единственная пища…

– Это ужасно. И это уже привычка. Такое вот наблюдение: на днях поехали по нашим надобностям в торговый центр, зашли в Ресторанный дворик. В одном месте блины пекут – вкусные. Туда стоят один-два человека. Рядом прямо при тебе жарят какие-то плюшки – стоят один-два человека. Морс настоящий продают – один-два человека. И вот точка известного фастфуда – и там бесконечная очередь, и только потому, что всё на три копейки дешевле!

Фастфуд – это путь ко всем ракам пищеварительной системы

А фастфуд – это путь ко всем ракам пищеварительной системы. Это дорога к ожирению, прямая дорога. Хуже ничего быть не может.

Но ведь сейчас выяснилось, что и ряженка у нас на пальмовом масле, и другие молочные продукты – на пальмовом масле, которое было придумано для технических целей, а не для того, чтобы эти канцерогены люди ели. Государственный контроль за продуктами питания утрачен или продан!

Утрачена и наша гигиена русская. А начиналась она с детства. Да вот пример – уже со школьной парты!

– Со школьной парты? Что вы имеете в виду?

– Наша школьная парта, которую помнят еще те, кому сейчас 50 лет, на Всемирной выставке в Париже получила первую премию. Где вы ее сейчас увидите? А правильная школьная парта – это здоровый позвоночник.

– Сердобольные родители, бабушки любят закармливать своих детей и внуков. Расхожая ведь фраза: «Пока всё не съешь, из-за стола не выйдешь». Выходит, что малыши уже с детства приучаются передать?

– Приучаются. Люди не могут уже сдерживать себя в еде. Соблазнов много. А в детстве, я помню, мы из Измайлова ездили на Пироговку, так по дороге нам встречалась одна единственная булочная. И мы, если успевали, покупали один батон хлеба. А сейчас? Население потолстело на сколько килограмм?

А помните, отец Тихон (Шевкунов) рассказывал, что его поразило, когда он впервые вышел в мир из Псково-Печерского монастыря? Что бежит народ и на ходу жует. А такого быть не должно. Пища – это дар Божий, и ее нужно принимать соответствующим образом.

– А как воцерковленному человеку относиться к фастфуду?

Пища – дар Божий, и ее нужно принимать соответствующим образом, а не на ходу и в спешке

– Фастфуд – это быстрая еда, на ходу, в спешке. А как воцерковленному есть без благодарения Богу? Вот и ответ на ваш вопрос.

Чтобы дух был в здоровом теле

– Известно, что печень имеет одно уникальное свойство – восстанавливаться. Многие употребляют алкоголь, будучи уверенным, что печень всё стерпит. Когда печень перестает терпеть?

– Она на самом деле очень быстро перестает терпеть, просто она не жалуется до последнего.

А алкоголь – это кумулятивный нейротропный яд. И он потихонечку накапливается, накапливается. А потом… Сами знаете, что потом.

– Как влияет нездоровье родительского организма на детей? Многие ведь детей любят, тем не менее…

– Тем не менее! Любовь к будущему ребенку у наших матерей часто проявляется в том, что накануне беременности они прокурили легкие, пропили свою печень, набрали из банкового пива и всех этих «отверток» тех веществ, которые обладают колоссальным токсическим тератогенным действием. Приобрели благодаря смене нескольких половых партнеров несколько неспецифических, но передающихся половым путем заболеваний, и всё это вместе они в одном флаконе дарят любимому ребенку.

Кстати, несколько половых партнеров – это почти запрограммированная вероятность того, что есть уже какая-нибудь инфекция в половых путях. Куда она денется?

– Но ведь многие себя успокаивают, что всё нормально.

– Да-да-да! Ну будьте же вы реалистами! Ведь это получается, что вы своему ребенку дарите выкуренную вами сигарету…

– О женском алкоголизме говорят как о пивном. Многие девчонки сейчас выпивают не меньше парней.

– Вы забыли про энергетики, которые пили дети! И какие колоссальные усилия надо было предпринять, чтобы эти энергетические напитки продавались только по паспорту.

– А в чем их вред?

– Во время Второй мировой войны были придуманы некоторые психотропы, стимуляторы психической деятельности, которые позволяли шифровальщику несколько дней работать без сна. Причем продолжая при этом хорошо соображать. В энергетиках – варианты тех веществ. Как и в кальяне, кстати. Это гиперстимуляция нервной системы. Это как хлестать кнутом загнанную клячу или рабов бичом. До какого-то момента можно, но вы поймите, что вы истощаете свою нервную систему, а она в любом случае должна отдыхать и восстанавливаться, потому что без этого будут жесточайшие срывы. Не зря же якобы цивилизованный мир сидит на психотропах, но кончает-то не слишком хорошо.

– В меню многих россиян кофе потеснил традиционный для нас чай. Причем кофе пьется и утром натощак, и вечером после работы…

– А зачем кофе на ночь пить? Я этого никогда понять не могла. Александр Федорович Черноусов, которому восьмой десяток пошел, а он еще оперирует и спокойно зашивает швы на операции нитью в пять раз тоньше человеческого волоса, так он даже чая очень крепкого не пьет.

А популярный кофе без сахара? Можно язву заработать. Другие в кофе сыплют сахар не меряно – у них будет сахарный диабет. Кофе на ночь? Зачем? Выпей стакан ряженки, прочти на ночь молитвенное правило и ложись спокойно спать.

– Мне 28 лет, я давно отказался от фастфуда, раз в полгода могу где-нибудь кофе выпить… Мой организм еще в порядке? Когда молодым людям не поздно отказаться от вредных привычек?

Наш организм обладает колоссальными заживительными способностями. Просто не нужно его до конца добивать

– Нет, вы не опоздали. Наш организм обладает колоссальными заживительными способностями. Колоссальными! И регенерация и восстанавливаемость потрясающая. Просто не нужно его совсем уж до конца добивать.

– Что бы вы могли посоветовать нашим читателям относительно здорового питания? Сегодня об этом много говорят, но, может быть, какой-то секрет есть у вас?

– По-моему, преподобный Иоанн Дамаскин говорил, что если ты встал из-за стола и тебе хочется молиться, то ты нормально поел.

МОСКВА, 11 фев — РИА Новости. Онкопсихологи ко Всемирному дню больного рассказали РИА Новости о том, когда можно не говорить человеку правду о его диагнозе, как общаться с онкобольным и чем отличается взаимодействие психолога с человеком на ранней стадии заболевания от работы с ним на терминальной стадии.

Когда человеку ставят онкологический диагноз, меняется жизнь его и его семьи. Разные люди реагируют на рак по-разному: одни мобилизуются и бросают все силы на борьбу с болезнью за качество своей жизни, других страх парализует, сковывает и отнимает силы что-то менять.

"В России еще со времен советского союза формировалась традиция не говорить больному о его диагнозе. Такая тактика может иметь свои положительные и свои отрицательные стороны. Если больной не знает, пьёт отвар из свеклы, но при этом получает химиотерапию, то, наверное, пусть оно так и будет. То есть ровно до того момента, пока это незнание не мешает лечению", — считает психолог фонда "Подари жизнь" Александр Кудрявицкий.

Дружественная онкология

По его мнению, проблема "говорить или не говорить" напрямую зависит от культурных особенностей. "Есть передовая и продвинутая страна Япония, которая считает, что главное — дух человека. Поэтому обманывать можно сколько угодно, лишь бы человек не терял духа. Есть западный подход, который в том числе стоит на юридических аспектах, и который говорит о том, что говорит надо всегда, даже подростку", — пояснил эксперт.

Кудрявицкий также считает, что много сложностей возникает из-за того, что онкологию излишне "демонизируют". "Проблема заключается в том, что про рак знают мало, его боятся в сто раз больше, чем это нужно, потому теряются и не знают, что делать", — добавил эксперт.

О целях и задачах

По мнению директора АНО "Проект СО-действие" Ольги Гольдман, универсального способа общения с онкопациентами нет, но врачей, медперсонал и психологов можно обучить особенностям психоэмоциональных реакций пациентов и их семей. Нужно понимать, что у людей, которые находятся в начале заболевания и у тех, кого уже вылечить нельзя, разные цели, а значит, и общаться с ними нужно по-разному.

"Если в начале заболевания нужно постараться перенаправить эмоции в конструктивное русло, бороться за свое здоровье и найти ресурсы, которых раньше не видел, должна быть очень активная жизненная позиция, чтобы справиться с нашими реалиями советскими. В конце жизни вопрос в качестве жизни, в том, чтобы успеть сказать любимым людям то, что хотел всегда сказать. Близким в этот период нужно помочь перенаправить энергию с того, чтобы ругаться между собой и таскать больного по больницам в ситуации, когда все уже в один голос говорят, что сделать уже ничего нельзя, к сожалению", — рассказала РИА Новости Гольдман.

Одним из основных направлений работы "Проекта СО-действие" является всероссийская горячая линия социально-психологической помощи для онкологических больных и их близких (звонок по России бесплатный: 8-800-100-01-91).

По словам Гольдман, одной из самых частых просьб, поступающих на горячую линию, является обращение родственников "помочь заставить его лечиться". "Такой вопрос возникает первым, когда больной говорит о том, что у него больше нет сил лечиться. Родственник в данном случае — очень важная составляющая, потому что больному очень нужна поддержка, а если родственник не в порядке, он не может качественно помочь своему близкому. Очень важно, чтобы родственники очень хорошо понимали, что вокруг происходит, что у них в голове происходит. Это отдельный фронт работы, но его при этом нельзя отделить. То есть это работа со здоровыми людьми, но которые столкнулись с собственным бессилием, злобой, непониманием, с желанием, чтобы больной сам что-то сделал", — рассказала директор проекта.

По ее словам, очень важно уверить родственника в том, что именно он может что-то сделать, а не в том, нужно или не нужно кого-то убеждать.

Не знаю, значит, ничего не происходит

Информация о том, куда пациент может пойти лечиться, на какое лечение он имеет право как гражданин РФ, имеют ли право больницы в его регионе отказать ему в лечении и что ему делать в этом случае, тоже далеко не всегда доступна. В Москве эта проблема стоит не так остро, как в регионах.

"Очень часто задают вопрос "за что?" Мы же пытаемся этот вопрос перевернуть в вопрос "зачем?" Потому что это предполагает работу, нахождение ресурсов, которые есть уже, но человек их не замечал. Но вообще у нас 35% вопросов связаны с поиском информации: медицинского характера, маршрутизации пациентов, юридического характера по обеспечению пациентов лекарственными средствами", — объяснила эксперт.

Недостаток информированности, по словам Гольдман, приводит к неуверенности в себе, тревожности и новым страхам. Именно для того, чтобы с этим справиться, необходима помощь онкопсихолога.

"Наверное, нужно, чтобы вузы готовили таких специалистов, и может быть, даже медицинские вузы, которые готовят клинических психологов, потому что нужно хорошо понимать, как проходит болезнь и нужно очень хорошо понимать, какую реакцию может выдать то или иное лечение. Химиотерапия может выдать психотическую реакцию, например. Нужно много чего понимать, нужно знать, как работает медицинское учреждение в частности", — пояснила она.

Онкологический диагноз – тяжелое испытание для пациента и его близких. Приходится искать информацию о заболевании и способах лечения, подбирать врача и медицинское учреждение. Родные и друзья часто не знают, как им вести себя с пациентом – стоит ли сочувствовать, жалеть или даже пробовать делать вид, что ничего не происходит.

Ранить может самый простой вопрос. Например, в ответ на «Как дела?» заболевший скорее всего ответит «Все хорошо» или «Нормально» и тогда выяснять дальнейшие подробности о болезни и ходе лечения будет как-то неуместно. Задавая вопрос, нужно учитывать настроение пациента, смотреть, действительно ли он готов искренне говорить о своем здоровье и самочувствии, либо не хотел бы вообще затрагивать этот вопрос. В некоторых случаях лучше будет поговорить о погоде, работе или чем-то еще, не связанным с заболеванием.

Вот еще несколько фраз, которые не стоит говорить тем, кто столкнулся с раком.

Наконец-то ты избавился от лишних килограммов!

Не стоит акцентировать свое внимание на изменениях во внешности пациента. Да, они действительно произойдут и довольно существенные. Замечания о том, что «наконец-то удалось избавиться от этих килограммов» или о том, что «короткая стрижка гораздо лучше, чем длинные волосы», могут быть восприняты не как комплименты. Это может стать еще одним фактором, который сможет спровоцировать депрессию – онкопациенты и так ей подвержены больше, чем другие больные. Лучше обратить внимание на что-то, не связанное с болезнью – например, на новую футболку или отличный маникюр.

Слава богу, что у тебя всего лишь небольшая опухоль (такая же, кстати, была у одного знакомого)!

Некорректно говорить и о том, что одна форма рака лучше, чем какая-то другая – «хороших» опухолей, к сожалению, не бывает и любой онкологический диагноз является серьезным испытанием и проблемой.

Разговоры о других пациентах с похожим диагнозом нежелательны, если только они не ведутся с кем-то, кто сам столкнулся с болезнью и знает, о чем говорит. Так что, если у вас есть знакомый, который перенес ту или иную форму рака, лучше предложите ему связаться с тем, кто заболел, а не пересказывайте его историю.

Ты курил всю жизнь и поэтому у тебя рак!

Говорить о том, что рак мог возникнуть из-за курения, употребления алкоголя, сидячего образа жизни или характера работы, не надо. Даже если это каким-то образом спровоцировало развитие опухоли, заводить об этом разговор не стоит – это только усилит чувство вины, которое нередко преследует пациентов, столкнувшихся с раком. Нужно помнить, что рак – мультифакторное заболевание. Известны случаи, когда рак легкого возникал у тех, кто никогда не курил, а у курильщиков с многолетним стажем он никогда не развивался.

Ты справишься!

Стэн Гольберг (Stan Goldberg), профессор Университета Сан-Франциско (San Francisco State University) в 57 лет столкнувшийся с агрессивной формой рака предстательной железы, и написавший книгу «Любовь, поддержка и забота об онкологическом пациенте», поговорил с десятками людей, у которых обнаружили рак. Большинству из них приходилось слышать что-то в духе «Все будет хорошо», «Мы с этим справимся», «Лекарство точно найдут». Это помогало на первых порах, но в том случае, если болезнь прогрессировала, такие фразы часто вызывали у больных чувство вины, что рак оказывался сильнее их.

Если что-то нужно, ты просто скажи!

Гораздо полезнее оказываются действия, а не слова. Вместо «дай знать, если потребуется помощь» лучше проявить инициативу и действительно помочь – купить и привезти продукты, приготовить ужин, предложить сделать уборку и выбрать подходящий для этого день, погулять с собакой или сопроводить ребенка в школу. Многим такая помощь действительно нужна, но они стесняются просить об этом. Сделать какие-то домашние дела можно и вместе с вашим заболевшим другом или родственником – так он сможет почувствовать себя нужным и полезным.

Просто игнорируйте тему рака

Совсем же прекращать общение с заболевшим не стоит – это может быть воспринято как попытка бросить в беде, что может быть еще более болезненным в сложившейся ситуации, чем сказать что-то неправильное. «Я не знаю, что сказать» может оказаться куда более подходящим вариантом, чем молчание. Общаясь с пациентом, важно выслушать его – часто таким людям не хватает именно внимательного слушателя, который готов, не перебивая, узнать то, что переживает заболевший именно сейчас. Если он сам не говорит о прогнозах, то не нужно спрашивать – это может быть расценено как простое любопытство, а не как забота.

Не требуйте от пациента бодрости и позитивного настроя, если он не намерен веселиться. Лучше скажите ему, что вы будете рядом в любой ситуации. И выполните это обещание.

Анна Ушакова

Онкопсихолог, служба помощи онкологическим больным «Ясное утро».

Как поддержать человека, которому только что поставили диагноз?

В момент, когда человеку озвучили диагноз, важна поддержка и присутствие близкого рядом, поэтому первое, что надо сделать, - это выслушать. Но слушать надо искренне, а не формально. Главный посыл: «Я слышу тебя, я понимаю, что тебе страшно, я буду помогать». Возможно, надо просто посидеть рядом, обнять, вместе поплакать, если это уместно, - то есть разделить волнение, дать выговориться и не отрицать чувства человека.

Очень важно не заваливать советами: «я посмотрел в интернете», «мне друзья сказали», «надо срочно ехать в Германию» и так далее. Это может сильно раздражать, поэтому советы должны быть по запросу самого человека. Максимум, что можно сделать в этом смысле, - это предложить почитать что-то с формулировкой «если тебе будет интересно».

Человек должен чувствовать, что у него есть поддержка, что от него не отдаляются, не боятся заразиться через посуду, полотенце, одежду

Когда человек только узнает о диагнозе, у него появляется много дел, с которыми надо разбираться срочно: найти врача, препараты, место, где он, возможно, будет оперироваться. Он может пребывать в состоянии депрессии, и тогда ему может понадобиться помощь с тем, чтобы просто сходить купить еды. Но об этом нужно спросить, чтобы не оказывать медвежью услугу и не навязываться.

Что касается информации, ее надо брать только из проверенных источников. Есть много разных сайтов, уловок и заманок от людей, которые некомпетентны в этом. Например, целительство, гомеопатия и так далее.

Как правильно разговаривать с человеком, у которого онкология?

В каждой семье есть свои правила общения, поэтому многое зависит от ситуации. Я думаю, что начинать разговор надо с себя, рассказывая о своих ощущениях: «Я чувствую, что тебе тяжело. Могу ли я помочь?» Также надо стараться поддерживать те же отношения, что были до болезни. Человек должен чувствовать, что у него есть поддержка, что от него не отдаляются, не боятся заразиться через посуду, полотенце, одежду.

Как самому пережить болезнь близкого человека?

Практически каждый человек, чей родственник болен онкологией, сильно переживает. Часто он переживает даже больше, чем сам пациент, потому что тот находится в некотором вакууме.

Надо сразу посмотреть на ресурсы близких людей: если есть с кем поговорить, разделить ношу, это очень хорошо. Мы рассказываем родственникам, что в самолете просят надеть маску сначала на себя, а потом на человека, который сидит рядом. Если родственник, который ухаживает за больным, сам истощен, сам на грани нервного срыва, то никакой качественной помощи больному человеку он оказать не сможет. В общем, надо позволять себе немного отдыхать, отвлекаться, делиться чувствами с другим человеком.

Возможно, отказом от лечения человек хочет проверить, насколько он важен для родственников, боятся ли его потерять

Далее важна психологическая поддержка. Мы призываем звонить на линию поддержки, общаться с психологом, потому что сама по себе беседа терапевтична. Человек делится своей болью, сбрасывает эмоции - как в контейнер. Также родственник онкобольного может рассказать психологу о том, что действительно под запретом, - например, он злится на свою маму за то, что она болеет и умирает, и его это раздражает. В семье это неправильно поймут, а психолог дает безоценочное восприятие ситуации и полное принятие человека, которому нужна поддержка и опора. Также психолог может дать практические рекомендации по снижению уровня тревоги и страха.

Что делать, если человек с онкологией отказывается лечиться?

Такие случаи встречаются достаточно часто - многое зависит от психотипа человека и поддержки, которую ему оказывают. Если такое происходит, мы советуем родственникам слезно умолять больного продолжать лечение ради них, а также показывать, как они сильно его любят, как они хотят его видеть рядом с собой и бороться вместе.

Некоторые пациенты опускают руки, так как понимают, что лечение - это долгий путь и на этом пути будет много всего. Возможно, отказом от лечения человек хочет проверить, насколько он важен для родственников, боятся ли его потерять. В таком случае надо обратиться ко всем своим душевным качествам и показать ценность человека ему самому.

За словами «я скоро умру» всегда стоят какие-то еще слова, которые человек хотел бы вам сказать

Также надо разобраться, что за этим стоит, - возможно, это мифы и страхи. Как правило, у пациентов есть печальный опыт смерти близких при схожих обстоятельствах, и это следует бережно проговаривать, доносить информацию, направленную на снижение этих страхов. Здесь важна консультация психолога, который поможет посмотреть на ситуацию с разных сторон и поработать с теми страхами, которые мешают обрести уверенность в своих силах и в лечении.

Но все-таки жизнь человека в его руках, и выбор остается всегда за ним. Мы можем долго просить и умолять, но если человек принял такое решение, мы должны искренне выслушать его и постараться понять. В этом случае придется оставить долю ответственности на самом пациенте.

Как говорить о смерти?

Тема смерти табуируется очень часто. Это тонкий, интимный момент. Говорить о смерти нигде не учат, и многое зависит от того, как это проживалось в семье, когда умирали старшие родственники.

За словами «я скоро умру» всегда стоят какие-то еще слова, которые человек хотел бы вам сказать. Может, он хочет о чем-то попросить - например, помочь ему сделать что-то незавершенное. Очень важно выслушать человека и понять, что на самом деле он хочет донести. Возможно, он мечтает просто поехать на море и посмотреть, как летают чайки. Так сделайте это! Ведите диалог и не закрывайтесь. Это очень важно.

БЫЛ такой случай: один из столпов отечественной рентгенологии принес другу и коллеге снимки легких и попросил внимательно их проанализировать. Доктор долго и тщательно изучал их. Потом покачал головой и сказал печально: "Сам видишь, этому человеку уже ничем не поможешь - у него рак. Кстати, я его знаю?" - "Знаешь, - так же печально ответил посетитель, - это я..."

ТРАДИЦИЯ скрывать диагноз онкологического больного, как военную тайну, пошла из советской медицины. Свои резоны в этом были: знаешь ты, что у тебя рак или не знаешь, все равно лечить тебя будут как положено. Того же мнения придерживается и нынешний министр здравоохранения России Юрий ШЕВЧЕНКО. Сегодня единого подхода к вопросу о том, говорить ли правду, в России нет. Врачи долго, внимательно приглядываются к пациенту, прежде чем рискнут раскрыть хотя бы частично тайну его болезни. К сожалению, мы, пациенты, очень часто бываем не готовы принять правду о себе.

Почему наши онкологи стараются не сообщать больному раком его истинный диагноз? Потому, что боятся за больного - что он сойдет с ума, умрет от инфаркта, сляжет с клинической депрессией... Боятся - и правильно делают: правда для пациента онкологии может оказаться хуже метастазов. Если лечить раковые заболевания современная наука научилась, то предупредить самоубийство, возникшее на почве канцерофобии, пока не в ее власти.

Слово лечит и калечит

ЕЩЕ 20 лет назад рак был не диагнозом. Рак был приговором. От него умирали все и всегда, кроме редчайших случаев спонтанной ремиссии, описанной у Солженицына в "Раковом корпусе". Но лет 15 назад медики научились побеждать сперва рак кожи, потом рак молочной железы, потом детский лейкоз (рак крови)... С тех пор успехи онкологии можно сравнить разве что с прорывом в космос: сотни женщин после излечения рака матки родили здоровых детей. В России давно и успешно лечат рак щитовидной железы (последствия Чернобыля) даже на запущенных стадиях. Вообще, злокачественные новообразования на I и II стадиях излечиваются в 90% случаев с сохранением высокого качества жизни.

Эта оптимистическая информация вовсе не является какой-то тайной. Напротив, онкологи всячески распространяют и пропагандируют ее. Результат же зачастую получается обратным: больные охотно верят, что Иван Иванович умер от рака, а то, что Петр Петрович от него вылечился, пропускают мимо ушей. Таков парадокс общественного сознания: медицина ушла далеко вперед, а оно, это сознание, отстало минимум на 10 лет. И до сих пор считает любую форму рака неизлечимой и смертельной. В итоге - паралич воли, который делает больного не союзником врача, а союзником болезни.

Страшное известие действует почти на всех одинаково: у половины развивается глубокая депрессия. Человек пытается найти виноватого в том, что заболел именно он, - и находит. Реже винит себя, чаще - окружающих (почему я заболел, а они нет?). Потом наступает вторая фаза реакции. Отчаяние сменяется надеждой: человек либо не верит, что у него действительно рак, либо, напротив, страстно верит лечащему врачу, уповает на возможности современной медицины.

Каждому свое

В США от сокрытия точного диагноза онкологическим больным отказались в начале 50-х годов. Мнение врачей при этом если и учитывалось, то в самую последнюю очередь. Американцы, помешанные на защите собственных прав, руководствовались следующим соображением: пациент имеет право решать не потому, что его решение более разумно, а потому, что это его решение.

Как ведет себя онколог в Европе или США? Приглашает к себе пациента, причем иногда не одного, а с близкими родственниками, и говорит примерно следующее: "Не пугайтесь, господин хороший, у вас рак. Лучше всего немедленно сделать операцию, которая будет стоить столько-то. При этом ваша страховая компания сможет оплатить лишь две трети необходимой суммы. Есть другие схемы лечения: химиотерапия, лучевая терапия. Эти мероприятия обеспечат вам 10 лет качественной жизни и могут быть полностью покрыты вашей медицинской страховкой. Выбирайте..."

По сути, это разговор двух деловых людей - продавца и покупателя медицинских услуг. Пусть даже предмет сделки - здоровье и жизнь одного из них, переговоры проходят в деловой обстановке, без обмороков и заламываний рук. Как-то раз близки к обмороку были советские онкологи, которых западные коллеги пригласили на такую беседу врача с пациентом.

А если врач скроет истинный диагноз? Оказывается, и это не всегда во благо. Поверив в сладкую ложь, больной может успокоиться и отказаться от пребывания в онкологической клинике. Треть раковых больных в России сегодня так и поступает - отказывается от радикального лечения. В то же время представители наиделикатнейшей области онкологии - детской - настаивают на том, что их юным пациентам надо сообщать истинный диагноз. В этом случае, как с удивлением отметили сотрудники Онкологического научного центра им. Блохина, дети легче переносят тяжелое лечение и хорошо взаимодействуют с врачами.

Так делиться с пациентом врачебной тайной или не делиться? Нашим врачам лучше знать - на то они и наши врачи. Но жизнь сплошь и рядом выкидывает такие коленца, что не поможет никакой трактат по профессиональной этике. Как поступить врачу, который точно знает: пациенту поможет новый дорогой препарат? И столь же точно врачу известно: денег на это лекарство у больного нет. Где достать средства - вот главная врачебная тайна России конца ХХ века!

Редакция благодарит академика РАМН В. А. Чиссова, профессора С. Л. Дарьялову, докт. мед. наук И. Л. Халифа за предоставленную информацию.